– Так то был не агент, что ли?

Вавилов радостно засмеялся.

– Да не поспели мы их выставить. Смотрим, кто-то на тропе за деревом прячется. Пока расчухались, слышим, Завадская уже вверх поднимается. И тут ты выскочил. Решили не вмешиваться, а то весь спектакль насмарку. Но ты его хорошо приложил! – произнес он с восхищением и признался: – Я бы так не сумел.

Алексей растерянно пожал плечами:

– А я-то думал, кто из наших. Смотрю только, чего вдруг за нож хватается? Так ведь не договаривались...

– Ничего, – Вавилов одобрительно хлопнул его по плечу, – по-моему, все гораздо лучше получилось.

Тартищев тем временем отошел от сейфа, в котором прятал свой револьвер, посмотрел на Алексея и покачал удрученно головой.

– Эка тебя опять угораздило! Хорошо еще, головой о камень не навернулся! А ведь рядышком приземлился! – И хитро прищурился. – Теперь убедился, что господа заговорщики совсем не ангелы небесные?

– Убедился, чего уж там! – Алексей потрогал затылок и поморщился. – Что? Поймали их?

Тартищев развел руками.

– Не все получилось, как хотелось, но все-таки... – Он повертел в руках папку, лежавшую до этого на столе, открыл и пробежался быстрым взглядом по бумагам. Потом поднял взгляд на Алексея. – Калош ушел вместе с деньгами и браслетом. Изю пристрелили, а вот Лойса взяли. Правда, раненного. Пришлось поместить его в тюремный лазарет. За ногу к кровати приковали, мерзавца. Он хотя и много крови потерял, но силенка осталась. Казаку из конвойной команды чуть челюсть набок не свернул, когда его пытались на кровать уложить.

– А как же Калошу удалось скрыться? Я ведь помню, нас почти уже настигли?

– Ловкий бес оказался! Сбил одного полицейского с лошади – и деру, через заборы, огородами... Пока наши канителились, его и след простыл! В тайгу ушел, подлец! – Тартищев ожесточенно потер затылок. – Ничего, век ему там не отсидеться, все равно словим!

– Ну а как быть с деньгами? Грека ведь кондрашка хватит, когда узнает, что Калош сбежал от полиции!

Тартищев и Вавилов посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Кто ж такими деньгами будет рисковать, Алешка? – покачал головой Тартишев. – Мы этому венгерскому князю хороший сюрприз приготовили. Настоящие кредитки там только сверху и снизу пачек, а внутри – самая обыкновенная бумага. Представляешь, сколько Ваньке пришлось ножниц затупить, пока точь-в-точь все не подогнал, лентой не заклеил. Мы даже на вес их проверили. Бывалый «иван» сразу догадается, что дело нечисто, окажись хоть одна из пачек тоньше или легче обычной. Они в этом деле поднаторели, но и мы ведь тоже не лыком шиты, правда, Ванька? – подмигнул он Вавилову.

– Зачем же лишние сложности? – пробурчал Алексей. – Не проще ль было схватить их в то время, когда они ворвались в магазин?

– Проще не проще, это уж как посмотреть, – прокряхтел досадливо Тартищев. – Я, конечно, понимаю, голова у тебя единственная, случись что, новую не пришьешь, но мне в первую очередь нужен убийца Дильмаца и старух. А Завадскую с ее компанией мы и так бы взяли. Чуть раньше, чуть позже, значения не имеет.

– Но почему тогда вы крикнули, чтобы Мамонт бросал оружие? Вы ж прекрасно знали, что, кроме меня и Лойса, в магазине никого нет?

Тартищев и Вавилов снова быстро переглянулись, и рука Тартищева опять потянулась к затылку.

– Тут дело такое, Алеша, – пояснил он не совсем охотно, – мы ведь с самого начала подозревали, что Лойс и есть тот самый Леонид Мамонтов, по которому петля уже сколько годков плачет, да ввели нас в заблуждение некоторые обстоятельства. Помнится, я тебе рассказывал, что у него на лице шрам через всю щеку и по этой причине нос несколько скособочен. А тут агенты докладывают, нет, по приметам не сходится. Нет тебе шрамов – и все, словно теленок хвостом смахнул.

– И я его за ужином у Завадской очень внимательно рассмотрел, – удивился Алексей, – действительно, никаких шрамов. И нос у него длинный, с горбинкой...

– В том-то и дело! И как удалось выяснить, операцию ему сделал в Иркутске китайский хирург. Кожу с ягодицы пересадил, нос удлинил... И только если совсем уж приглядишься, возле уха да под глазом два небольших шрама заметишь. Я ведь, Алеша, и сам на первый взгляд его за другого человека принял. Только вот походку его ни с чьею не спутаешь. Моряк, он и на суше моряк, да и посадка головы у него особая. Видел когда-нибудь волка настороже? Лапы расставлены, голова слегка опущена и вперед вытянута, взгляд исподлобья... Вылитый Мамонт, только в холке пониже... Меня словно по голове стукнуло, когда я вас у дверей магазина увидел, чуть из засады не выскочил. Надо ж было так обмишуриться! Я его днем наблюдал, сам понимаешь, не совсем рядом, и мне лицо помешало, изменился он крепко, а вот ночью тут же узнал, по фигуре...

– Выходит, Мамонта вы схватили и теперь осталось доказать, что он убийца старух и Дильмаца?

– Доказать, может, и несложно, но чует мое сердце, что есть еще кто-то, о ком мы пока не знаем. Сам посуди, Мамонту с его габаритами в окно туалетной комнаты не пролезть ни по какому случаю. Даже при всей его ловкости. А по крышам бегать? Да под его весом черепица проломится и железо прогнется... Нет, что-то здесь не так, братцы!

– А что с Завадской? Ее взяли?

– Завадскую мы взяли сразу, как вы на извозчике уехали, – пояснил Вавилов. – Шустрая дамочка оказалась. За револьвер схватилась и, не смотри, что тощая, отбивалась отчаянно. Одному из городовых рожу ногтями располосовала, второму чуть палец не откусила. Пришлось связать!

– Ее допросили?

– Нет пока, – откликнулся Вавилов и усмехнулся. – Тут и без допроса ясно, кому Дильмац браслет собирался подарить. Я это еще в магазине уразумел, когда Синицына свой браслет принесла. Между прочим, Федор Михайлович, очень занятная дамочка эта Анастасия Васильевна. Сыграла как по маслу. Все, чему ее учили, слово в слово изложила. Принесли, мол, ей браслетик по ошибке, а ее совесть замучила, решила вернуть истинному владельцу... На меня ноль внимания, а когда мы с Машей подкатились к браслетику прицениться, с таким презрением на нас глянула, ну чисто королева английская. Но моя Мария тоже не лыком шита, чуть ли не истерику закатила, дескать, хочу этот браслетик, и точка! А грек даже виду не подал, а ведь я по его глазкам подлючьим понял: заметил, стервец, что стекляшку на настоящий изумруд заменили. И потому сразу его в сейф – ширк! А еврейчик глазами – зырк! Ну, думаю, Ваня, не думали, не гадали мы с Федором Михайловичем, а попали в самое яблочко! Правда, пришлось в пролетке часа два дожидаться, пока еврейчик в магазинчик заявится. Как после показал Басмадиодис, Фейгин принес ему задаток за паспорта. Из тех самых финажек, награбленных... – Иван глянул виновато на Тартищева. – Теперь вот Машу чаем с малиной да медом отпаиваю, намерзлась она под дождем.

– Какую Машу? – удивился Алексей. – Ты что, привлекаешь женщин для сыска? А как же твои принципы?

– Это не просто женщина, Алеша, – неожиданно ласково улыбнулся Тартищев, – а законная жена нашего Ивана, и к тому же добровольная его помощница. Она только что в личном составе у нас не числится, а так кого угодно изобразит, если понадобится.

– Ну ты даешь, Иван! – Алексей удивленно покачал головой. – Столько вместе работаем, хоть бы словечком обмолвился, что женат.

– Как видишь, принципы принципами, а жизнь жизнью! – развел руками Вавилов. – Вот и детишек спроворили кучу, четверо уже. Да и пятый на подходе. Маша моя на сносях. Толстая, что купчиха. Вот и пришлось под купца на этот раз рядиться. Но, скажу вам, весьма убедительно получилось. У еврейчика глаза закосили, нос вытянулся, засуетился, болезный, завертелся, словно блоха его за муди тяпнула...

– Я ведь тоже догадался, что Завадская любовница Дильмаца, – сказал Алексей сконфуженно и не договорил, махнул рукой.

– Что краснеешь, как барышня? – засмеялся Тартищев. – Наше дело сыскарское, тут не до реверансов и поклонов. Надо дерьмо съесть и на б... залезть, съедим и залезем...